Читаем без скачивания Полведра студёной крови[СИ] - Артем Мичурин

— Доки, значит?

— Я только посоветовал. Пошёл он туда или нет — знать не знаю.

— Где это?

— У реки, понятное дело. Там, — махнул доктор рукой в сторону Камы. — Точнее не скажу. У местных поспрашивай. Ну, честно, не знаю я. В доки мало кто без особой нужды суётся.

— А что такое? Неблагополучный район?

— Для кого как, — ощерился доктор. — Ты, думаю, быстро освоишься.

— Посмотрим.

— Ну, всё? Можно мне теперь вернуться к неоконченному минету?

— Да, валяй. И это, — окликнул я уже удаляющегося страдальца, — не распространяйся о нашем разговоре, если не хочешь, чтобы сегодняшняя сказка стала былью.

Неудовлетворённый врачеватель в ответ лишь злобно сверкнул глазами и скрылся за углом, не пожелав составить мне компанию по дороге в столь спешно покинутый бордель.

Забрав свой арсенал и пообещав приветливым охранникам непременно вернуться, я покинул храм любви, поймал у входа мучимого стояком березниковца, подкинул ему монетку — дабы тот не занимался от безденежья самолечением — за что получил подробнейшее описание искомого маршрута, и отправился в доки.

Путь мой пролегал из центра через давно обезлюдевшую промзону и огромный пустырь с лесом. Если бы я не знал точно, что впереди Кама и расположившийся на её берегу неблагополучный район Березников, то решил бы, что город закончился, а дальше только дикая тайга. Но спустя некоторое время, уже затемно, исчезнувший было город снова возник, замелькав редкими огнями.

И почему отбросы общества всегда льнут поближе к воронкам? Должно быть, виной тому тяга к саморазрушению, присущая человечеству в целом, но особенно ярко выраженная у наихудших его представителей. Если в радиусе километра-другого от выкопанной атомным ковшом ямы есть жизнь, можно быть уверенным — эта жизнь уродлива, агрессивна и лучше бы её не было. Дьявол. Начинаю рассуждать как конченый лац. Слишком давно я покинул отчий дом, успел отвыкнуть.

Меж тем, встречающие меня лачуги района доков здорово напоминали таковые же в родном Арзамасе — убогие, сляпанные из чего попало наросты на остатках довоенных построек, с крохотными оконцами под самой крышей и низкими дверями, чтобы удобнее было ебашить сверху по затылку незваных гостей. Никакой планировки, никаких улиц, как дома, с той лишь разницей, что хуй поймёшь, куда тут идти.

— Вечер добрый, уважаемые, — подошёл я к трём гуманоидным особям коротающим вечерок за распитием мутной дурно пахнущей жидкости. — Не сориентируете, где тут переночевать можно?

— Не местный что ли? — поинтересовался через губу самый крупный и, видимо, самый авторитетный из троицы собутыльников.

— Да, проездом.

— Проездом? — переспросил тот, усмехнувшись, чем побудил двух подпевал помельче к натужному веселью над моей безобидной репликой. — И куда же путь держишь, уважаемый?

— Прямо сейчас — к ближайшему месту, где можно кости уронить.

— Хе, ну тогда ты пришёл, — запустил авторитет руку под куртку и вернул её сжимающей рукоять внушительных размеров тесака, его подельники, решив последовать примеру старшего товарища, тут же обзавелись кастетом и обрезком арматуры.

— Полегче, — сделал я шаг назад, примирительно вскинув руки. — Разве так следует обращаться с гостями?

— Выворачивай карманы, — порекомендовал авторитет, — и уйдёшь на своих ногах, может быть.

— Остыньте, парни. Я только лишь усталый путник в поисках ночлега, и не хочу неприятностей. Давайте обсудим всё, как цивилизованные люди.

Пока я нёс эту околесицу, мои примирительно вскинутые руки поднимались всё выше, к рукояти закреплённого на спине кинжала, а стайка охотников до лёгкой наживы медленно расходилась, беря меня в кольцо.

Первый из них — жилистый недомерок с арматуриной — попытался сломать мне ногу, но был слишком безыскусен, за что поплатился рассечённой от губы до уха щекой и скорчился у стены, нервно ощупывая свою обновлённую физиономию. Второй подельник — высокий голодранец вооружённый кастетом — нанёс размашистый удар, целя мне в висок, и сложился пополам, отведав потрохами сталь клинка.

Авторитет, перехватывая рукоять ножа вспотевшими ладонями и не решаясь напасть, призывно глянул на своего широко улыбающегося сподручного:

— Липкий, ты чё? Помоги давай.

Но тот вместо самоотверженного штурма лишь отполз за угол и сиганул прочь, зажимая рукой распоротую щёку.

— Липкий! Ах ты сука.

Кому было адресовано последнее, сказать трудно — может Липкому, может мне, а может и господу богу, так немилосердно подставившему раба своего грешного.

— Ладно, — сделал авторитет шаг назад. — Ладно, — повторил он, будто заклинание, вытирая скользкую от пота ладонь о куртку.

Я двинулся влево, обходя струхнувшего героя так, чтобы тот развернулся спиной к своему бездыханному товарищу, и, выбрав момент, резко шагнул вперёд.

Пытающийся спасти себя организм отпрянул и споткнулся об организм, которому это не удалось. Нож выскользнул из руки, ноги отчаянно замесили грязь в попытке разорвать быстро сокращающуюся дистанцию между беззащитным телом и светящейся в темноте сталью кинжала.

— Всё, хорош-хорош, — затараторил авторитет, продолжая сучить ногами и ёрзать жопой по грязи.

— Вставай, — поднял я его, подцепив жалом клинка за ноздрю.

— Не надо! Я всё расскажу!

— А есть, что рассказать?

— Мужик, у меня к тебе тёрок нету. Нам заплатили.

— Продолжай, — припёр я словоохотливого бандита к забору.

— Какой-то стрелок, залётный. Раньше его тут не видел. Подрулил к нам, говорит, мол, работа имеется.

— Дальше.

— А не убьёшь?

— Ты ведь всё ещё жив.

— Э-э… короче, говорит, надо гаврика одного уработать. Высокий, говорит, худой, в капюшоне всегда, и глаза, говорит, жёлтые, как у собаки. Так и сказал.

— Опиши его.

— Ну, это… наёмник он, сразу видать. Ростом с тебя будет, крепкий такой, рожа кирпичом. Серьёзный мужик. Мне с ним спорить не захотелось. Да и деньги он хорошие пообещал.

— Сколько вас?

— А? Банда-то? С дюжину будет… Было с дюжину, — глянул он на почившего соратника. — Не убивай, братан. Я сейчас же отбой дам на все посты.

— Дашь. Но перед этим мы кое-что сделаем. Хватай-ка своего покойника и тащи вон туда, — указал я на развалины в сотне метров. — Да поживее. А то, не ровён час, подельник твой калечный с подкреплением прискачет.

Воспылавший рвением авторитет без лишних слов взвалил труп на плечи и трусцой поспешил к означенной цели.

— Сюда бросай, — указал я в угол.

— Ага, — свалил он тело на груду битого кирпича. — Ну, всё? Я пойду?

— Не так быстро. Какие доказательства моей смерти хочет заказчик?

— Голову, — развёл авторитет руками.

— Обрей его, — бросил я своему душегубу засапожник.

— Зачем?

— А сам-то как думаешь? — снял я капюшон. — Чтобы похоже было. И аккуратнее, мне не нужны порезы.

— Понял-понял, — оживился авторитет, смекнув, что шансы на продолжение его аморального существования резко пошли вверх. — Ща всё будет.

— Что за банда-то у вас?

— А? — отвлёкся он на секунду от устранения сальных патл с мёртвой головы. — Содовыми зовёмся. Крышуем тут неподалёку пару кабаков и ночлежку. Не бог весть что, но с голоду не пухнем.

— Ночлежку, говоришь? Там с Ткачём повстречался?

— С кем?

— Твой заказчик.

— А, это да. Мы как раз одного ухаря метелели, на шару переночевать решившего. Ну, и приметил он нас, Ткач этот.

— Всё ещё там живёт?

— Не знаю. Мы забились в кабаке повстречаться, после того, как… ну, ты понял.

— Что за кабак?

— "Самоцвет". Это возле Белого моря.

— Ткач там регулярно столуется?

— Должно быть. На восемь вечера назначил. А может и подошлёт кого. Я бы так и сделал, чтобы не светиться. И с ночлежки бы съехал сразу.

— Дружище, а ты умнее, чем мне представлялось изначально.

— Я уже гнил бы в земле, будь по-другому, — усмехнулся тот.

— Без сомнения.

— Ну вот, — протянул мне новоиспечённый цирюльник вперед рукоятью засопожный нож, — готово дело.

— Хорошо, — оценил я гладко выбритую голову-доказательство. — Теперь возьми его кастет и сделай на месте лица кашу. Я хочу, чтобы кости были вмяты внутрь, а глаза порваны. Всё понятно?

— Да, — неуверенно кивнул мой перевербованный агент, и, глянув на меня, добавил решительнее: — Всё понял.

Вооружённый кастетом кулак завис над мёртвым лицом и резко опустился. Сломанный нос влажно хрустнул. Следующий удар раскрошил зубы. Верхняя челюсть треснула и ввалилась под третьим. Четвёртый — раздробил скулу. Удары сыпались всё чаще и чаще, ломая кости лица, сдирая кожу и мясо. Наконец, мой помощник с чавканьем вынул кулак из кровавого месива и стряхнул ошмётки.